Чехов, «Дядя Ваня», Театр наций, Владивосток
Под занавес первого международного Тихоокеанского театрального фестиваля московский Театр наций представил на сцене Приморской Мариинки спектакль «Дядя Ваня» в постановке Стефана Брауншвейга (Франция).
Режиссер, ставивший и «Чайку», и «Три сестры», и «Вишневый сад» во Франции, впервые поставил Чехова в России. И сделал это так, что написанный 125 лет назад «Дядя Ваня» стал спектаклем-отражением дня сегодняшнего и нас - сегодняшних.
Осовременивать классику можно по-разному. Стефан Брауншвейг предпочел ничего «модного» и эпатирующего публику не предпринимать, а – просто идти за Чеховым. Ну, разве что одел героев в одежду и обувь из нынешних супермаркетов. В остальном, до реплики, до запятой, выступил, как сказал о нем исполнитель роли дяди Вани Евгений Миронов, «абсолютным буквалистом, режиссером, относящимся с таким почтением к автору, от которого мы, русские артисты, уже отвыкли.»
Но следовать за Чеховым – это идти по минному полю. Опасность – везде.
Правильные слова доктора Астрова об уничтожении лесов, о том, что в человеке должно быть всё прекрасно… Меланхолия и кривляние дяди Вани… Детский наив Сони с ее «небом в алмазах»… Расчет, красота и нелюбовь Елены Андреевны…
Прочтешь буквально – убьешь пьесу и смысл. «Наступишь» на правильные слова – «подорвешься», как на мине, на пафосе или фальши.
Но Чехов и самый надежный проводник, он выведет к правде, просто доверься. Представим себе, что именно так решил режиссер и стал идти за классиком русской литературы след в след, начиная с названия.
Если пьеса называется «Дядя Ваня», то главный герой кто? Правильно, Войницкий Иван Петрович. Но ведь никакой он не «герой»! То и дело садится в лужу. Буквально – плещется в бассейне. Фигурально – влюблен в Елену Андреевну, но без ответа. Дурацкие халат и тапки, жидкие растрепанные волосенки. Но если кто-то, как приживала Телегин, не понимают, как они глупы и жалки, то козырь дяди Вани в том, что он вполне отдает себе в этом отчет и ничего из себя не строит. Не борец за счастье народа, не интеллектуал, не любимец женщин, не добропорядочный муж, не заботливый сын. Просто дядя Ваня.
Его никто не любит, ну, разве что племянница, такая же, как он, просто Соня. Когда они, оставленные всеми, в заключительной сцене спектакля обнимутся, «чтоб не пропасть поодиночке», зритель удивится их, в том числе, и внешнему сходству, будто они родные брат и сестра.
Удивится зритель и своему личному сходству с чеховскими героями. Разрушить отношения, потерять себя и смысл, впасть в глупость – это ведь про каждого из нас. Но понимаем ли? Если следовать за Чеховым, то всё, что скрыто, становится ясным, как день. И вот уже и сам Евгений Миронов говорит в одном из интервью после премьеры: «Я по течению плыл, как мы все… А в какой-то момент, в последнее время, я понял – час пик, наступает час пик для людей. Чехов и про это тоже – как люди разрушают человеческие взаимоотношения, не говоря уже о природе…»
«Дядя Ваня» был показан во Владивостоке дважды и дважды – аншлаг. Было непонятно, как огромная балетно-оперная сцена Мариинки будет освоена чеховской драмой? Но вышло – в самый раз. Лаконичные декорации с заполненным водой бассейном – здесь, в водичке, то освежаются, то отрезвляются, то, отчаянно булькая, спасаются от смертельного выстрела. Вокруг – корабельные сосны до неба. К развязке их порубят, как через несколько лет в другой чеховской пьесе срубят вишневый сад. Созвездие известных артистов - Виктор Вержбицкий, Марина Александрова, Анатолий Белый, убедительная работа молоденькой Надежды Лумповой, играющей Соню. И - Евгений Миронов, все восторженные эпитеты актерскому искусству которого уже сказаны и будут сказаны, конечно, еще не раз.
Ты смотришь сквозь слезы, кричишь «Браво!», выходишь из зала с чувством, будто только что лично у тебя спросили о чем-то очень и очень важном. О чем?
«Дядя Ваня» - это образ нашей беспомощности. Можно ли жить, когда идеалы утрачены? Можно ли переосмыслить свою жизнь?»
Так формулирует вопрос французский режиссер Стефан Брауншвейг. И он же отвечает: «Пьеса Чехова предупреждает: если мы будем жить по-прежнему, то разрушим всё, что еще живо на нашей планете. Чехов ...лишает нас всех иллюзий и почти не оставляет надежды".
Почти… Значит надежда все-таки есть? И мы, если будем прекрасны и лицом, и одеждой, и душой, и мыслями, то еще успеем услышать ангелов и увидеть все небо в алмазах?
