Андрей Геласимов: «Невельской – наконечник копья, но я сделаю его человеком!»
На IV фестивале «Литература Тихоокеанской России» перед владивостокскими читателями выступил с лекциями один из самых известных русских прозаиков нового времени – Андрей Геласимов. Он рассказал о дальневосточном следе в своём творчестве и пообещал вернуться к теме Амурской экспедиции Геннадия Ивановича Невельского в новой книге. Корреспондент «Вечернего Владивостока» встретился с прозаиком и узнал, как в творчестве писателя «возник» Дальний Восток, почему Невельской – идеальная фигура для исторического романа и зачем нужна историческая правда.
Мы встречаемся с Геласимовым в Адмиральском сквере после одной из его лекций. Андрей – большой профессионал, отвечает на вопросы поставленным преподавательским тоном (Геласимов преподает в Литинституте имени А.М. Горького в Москве), но во время интервью нередко загорается и через строгие черты проступает пылкий мальчишка. Видно, что писатель неравнодушен к своему персонажу из «Розы ветров» и очень любит его – такого несовершенного, неправильного, но завоевавшего для России самый главный приз. И имя ему – Дальний Восток. Но начинаем мы по порядку – с первого дальневосточного (в 2008 году ещё сибирского) романа писателя «Степные боги».
– Андрей, банальный вопрос, но не могу не задать. Почему Забайкалье?
– Мне казалось, что очень важно говорить об этом и самое любопытное, что до меня написано не особо много романов о Забайкалье. Собственно, всего два – «Забайкальцы» и «Даурия» иркутского писателя Седых. У нас в семье, кстати, был экземпляр романа, подписанный автором специально для моего отца. Я забайкальский казак, мои деды оттуда. Для меня оба романа стали единственными источниками информации о том, откуда я вышел. Тем более, что у нормально развивающегося человека в какой-то момент жизни возникает вопрос – «какая кровь бежит у меня в жилах?»
Я был уверен, что двух книг про такое замечательное место действительно мало. Ещё Пржевальский говорил, что в Забайкалье есть все ландшафты, какие существуют в природе – пустыня, степь, лесостепь, горы, вода. С одной стороны край являет собой отражение планеты, мира, с другой – там живут потрясающие люди. В свое время я думал, как складывался характер забайкальца, сибиряка, дальневосточника. И понял одну штуку, не знаю, задумывались ли вы об этом или нет, но восточнее Урала не было крепостного права. Ни помещика, ни крепостных, ни сервильного ощущения, что здесь есть какой-то барин. А важнее было, кто быстрее схватится за топор, такое чувство фронтира. Американцы очень здорово раскрутили это в своих вестернах. Они создали целую огромную культуру, продали её миру…
– … А мы свой шанс на аналогичной фактуре упустили.
– Да-да! У нас есть целая история – Невельской, все казацкие походы Хабарова, Ермака, красноярские казаки, шедшие через бурятский пояс на Байкале. Но нет культурного осмысления.
– И сейчас мы приходим к тому, как в поле вашего внимания попал Невельской?
– Если мы говорим о первом импульсе, то мне показалось, что это крайне противоречивая фигура. Как драматурга и писателя противоречивость меня сразу же увлекает. Когда мы видим в характере противоположные векторы движения плюс судьбу человека, изменившего карту мира и присоединившего к России за короткий срок кусок земли почти размером с Европу, то выбора у меня не остается. Я подумал тогда, а кто это? И начал планомерно копать. Оказалось, что это невысокий офицер с лицом, избитым оспой…
– Где копали?
– Везде, где только мог. Я не погружался в текст примерно полтора года, читал источники, искал информацию даже на форумах судостроителей. И там выяснил одну очень любопытную вещь о конструкции транспортного судна «Байкал», на котором Геннадий Иванович пошёл на Камчатку, а потом на Сахалин. «Байкал» строили по типу каботажных судов, выпущенных на Черноморском побережье для путешествия вдоль черноморской береговой линии, в мелких прибрежных водах. Ровно такое же судно выпускается для путешествия через два океана. И вдруг я нахожу на этих сайтах, что у него был очень сильно видоизменен киль – это почти плоское дно. Также Невельской увеличил количество пушечных портов. Это ввело меня в довольно странное размышление – ты же идешь с мирной миссией по перевозке припасов в Петропавловск, зачем тогда пушечные порты? Меня это очень заинтересовало, и я начал копать дальше.
– По духу ваш роман напоминает книги Хиллари Мантел, например, «Вулфхолл». «Роза ветров» получилась очень английской по вниманию к деталям.
– Вы думаете? Скорее всего, это связано с тем, что я англист, защищал диссертацию по английской литературе и десять лет преподавал в университете курс по литературе Англии и США. Причем все занятия шли на английском языке и это, конечно, повлияло.
– Но текст я стилизовал под классический русский синтаксис XIX века, мне было важно передать языковую природу того времени. В момент подготовки к написанию книги я очень много читал Гончарова, в частности, «Фрегат «Паллада», на котором Невельской должен был быть командиром. Кстати, судно было затоплено как раз в устье Амура.
– Вы сами для себя определили каким человеком был Невельской?
– Пока загадка. Он был на наконечнике копья. С одной стороны, это проявление государственной воли, с другой – не каждого человека поставят таким наконечником. Ты должен быть способным пробить стену. И он реально пробивал. В одном из воспоминаний есть история, как однажды в Николаевске-на-Амуре к русским морякам пришло 600 туземцев с твёрдым желанием резать и убивать. А у Невельского был всего один пистолет. В воспоминаниях было просто написано: «Он вышел, поговорил и они ушли». Я думаю, что это скорее байка, но очень показательная. Невельской действительно был крутой мужик.
– По крайней мере, у вас есть понимание, куда вы хотите привести героя? Судя, по вашим словам, запланирована и вторая книга.
– И даже третья. Мне хочется максимально отыскать правду, как раз этим я и занимаюсь в своей работе. Здесь передо мной стоит больше исследовательская задача, нежели писательская. Я хочу понять, как этот человек прожил свою жизнь. Ведь он даже не пытался приписывать себе заслугу по присоединению Дальнего Востока к России.
– Многие исторические персоны уже давно «канонизированы» в литературе или в хрониках. И если вдруг выяснится, что Невельской был далеко не идеальный человек, захочется ли вам что-то умолчать и не раскрыть его тайну?
– Нет, такого не будет. Я довольно правдиво рассказал в «Розе ветров» об его отрицательных чертах характера, которые описываются современникам. Невельской был вспыльчивым, самодуром. Во втором томе я думаю развить линию любовного треугольника. Дело в том, что в жену Невельского был сильно влюблён мичман Бошняк. И Геннадий Иванович отправил его зимой с небольшим отрядом в бухту Константина. Я думаю, Невельской не ожидал, что соперник вернётся. А он выжил и его потом выхаживала жена Геннадия Ивановича – Катя. Но после возвращения с экспедиции Бошняк сошёл с ума.
– На лекции вы рассказывали, что изучали много исторических документов, но ваша задача состояла в том, чтобы соединить их писательским клеем. Где он больше всего понадобился?
– Прежде всего, в понимании того, что Невельской не сам придумал всю эту историю. Историки уверяют нас, что это был сумасбродный поступок одного офицера, но они просто переняли историографию коллег XIX века. А тогда данная версия появилась чисто в конспирологических целях, чтобы отвести подозрения от семьи Романовых. Такая позиция государства была важна для того, чтобы не допустить войны с Англией и Китаем. Но она все равно грянула в 1854 году.
– Не думали, почему обратили внимание на эту историю, уже набив определенный писательский скилл?
– Когда вы пишете историческую работу, вы уже должны быть мастером. Здесь нельзя допустить ошибку, нельзя сказать, что я так вижу. И своим студентам в литинституте я сказал забыть эту фразу. Вы должны быть детерминированы, нельзя просто так ставить события рядом, они должны иметь причинно-следственную связь. И пока писатель не осознает всей ответственности, ему нельзя браться за работу.
Объясню простую вещь – это были реальные люди. Я много раз стоял у себя на балконе в Подмосковье, курил и думал, блин, а что я им скажу, когда умру? Я приду туда, а Невельской, Катя смотрят на меня и спрашивают, Андрюх, зачем ты это написал? Они жили и сейчас где-то есть, я говорю, как верующий человек. И эта ответственность очень сильно тебя мобилизует.
– Как думаете, люди, о которых вы пишете, стали в итоге носителями дальневосточного кода?
– Думаю, да. Декабристы создали культурный код в Иркутске, Чите. Парни Невельского были сливками дворянского сословия, лучшие из лучших. Тогда в Костромской губернии готовился весь цвет русского флота. Они пришли сюда и принесли цвета Кронштадта. Я думаю, что Владивосток в плане величия русского флота – его естественный преемник.
– К вашей книге снял клип Баста.
– Это было неожиданно, потому что OST обычно выпускается только для фильмов. Но у Василия Михайловича был трек «Роза ветров», и он предложил выпустить клип. Кстати, Василий Михайлович участвовал в презентации книги, играл на баяне, пел. Для него это было действительно важно, он чувствует историю, описанную в романе, сердцем.
– Как думаете, у книги есть потенциал для переноса на большой экран?
– Я думаю да, уже два года идут переговоры с разными продюсерами, но пока мы не можем остановиться на чём-то конкретном, потому что это реально очень дорогое кино. Любая историческая картина нерентабельна. Поэтому тут нужен либо государственный проект, либо в производство вложится очень богатый человек. В обоих случаях инвесторы должны понимать, что картина не окупится.
Но у книги уже есть неплохая международная история. Две недели назад «Роза ветров» вышла в Париже и в Женеве (беседа проходила 24 сентября – прим. ВВ). Седьмого октября будет презентация романа в Париже, там я выступлю вместе с Фредериком Бегбедером. Мы с ним дружим, и издатели попросили меня позвонить Фредерику и позвать в соведущие. Хотя, казалось бы, где Невельской и где Бегбедер?
– Он читал ваш роман?
– Да, конечно, но мы пока не общались. Я думаю, что мы поговорим о книге уже в эфире. Кстати, я сразу сказал издателям, что Бегбедер очень дорого стоит. Но в итоге Фредерик согласился выступить бесплатно, за что хочется выразить ему уважение.
– Если в производство картины всё же вложится государство, не беспокоитесь ли вы за то, что оно захочет заложить некий свой смысл?
– Нет, там уже есть достаточно государственные смыслы, добавить нечего. Патриотизм в книге нормальный, человеческий. Опишу одну сцену, где Невельской собрал своих пацанов в кают-компании и сказал, что завтра они идут не в Охотск, а на Сахалин. Приказа сверху на это действие не было, но парни поверили командиру.
– Что означало тогда пойти на Сахалин?
– В тот момент, когда остров не принадлежал Российской империи, это означало войну, причём очень серьезную. Всё Тихоокеанское побережье контролировалось британскими 76-ти пушечными фрегатами. Тем более, что в Петербург ранее пришла информация от одной из пекинских миссий о том, что на Сахалине стоит большой китайский флот. И ребята шли понимая, что их могут просто стереть в порошок. Когда двадцатилетние мальчики поверили своему тридцатилетнему капитану, я думаю, что этот вечер они запомнили надолго. Тот разговор в кают-компании очень важен во всех планах – драматургически, психологически, патриотически.
– Как читатели приняли вашу книгу?
– Я не интересовался довольно долго этим вопросом и даже забросил идею писать второй том. Она родилась ровно из-за читательского фидбэка. Однажды стоя у себя на пляже в Подмосковье, я зашел на портал, где продаются книги, чтобы купить «Розу ветров», поскольку у меня закончились все экземпляры. Нашел 50 комментариев в обсуждении к книге, и мне стало любопытно. И там были очень мощные слова поддержки в мой адрес. Когда я услышал голоса людей со всей страны, то подумал, что теперь просто обязан продолжить историю.
