Галина Юзефович: «Я умею пробивать стенки пузырей»
В эпоху победившего интернета литературе приходится конкурировать со стриминговыми платформами и игровыми консолями. Силы явно неравны, но книги точно не сдадутся без боя, привлекая на свою сторону всё новых и новых союзников. Корреспондент «ВВ» поговорил с известным литературным критиком Галиной Юзефович о популяризации чтения медийными персонами, умении пробивать читательские «пузыри» и о том, почему интернет стал великим уравнителем для всех писателей.
– Галина, каковы сегодня успехи русской литературы внутри страны и за рубежом?
– Я приехала во Владивосток на «Тотальный диктант», а его автором в этом году стал Дмитрий Глуховский. Мне кажется, что это очень хороший выбор, потому что Глуховский – один из немногих русских писателей, которые не просто свободно конвертируемы, но ещё очень успешны и популярны за рубежом. В Америке очень хорошо приняли роман Евгения Водолазкина «Лавр» (18+). Но сейчас для западного читателя литература нашей страны, мягко говоря, находится не в фокусе внимания. Это в первую очередь связано с отсутствием в мире моды на Россию. Отечественная внешняя политика в последние годы такова, что многие западные люди воспринимают нас неоднозначно и это, к сожалению, не может не влиять на восприятие современной русской литературы. У нас очень мало программ её поддержки за рубежом и грантов для переводчиков. Скажем, скандинавы переводят свою литературу на другие языки безостановочно – и это приносит плоды.
Если говорить о том, как живёт русская литература внутри самой себя, то тут тоже есть и хорошие новости, и новости похуже. Например, за последние десять лет у нас выросла совершенно конкурентоспособная литература нон-фикшн. И приятно, что многие из этих книг начинают активно переводить за рубежом.
У нас очень хорошо обстоят дела в области детской литературы. Если в начале нулевых годов, когда росли мои дети, я практически не могла покупать им русские книги, то сейчас в нише чтения детей и подростков отечественная литература занимает очень большое место, существенно потеснив переводную.
У нас есть определённая динамика в сфере появления новых имён – несмотря на то, что начинающему писателю пробиться сегодня сложно, некоторым это всё же удаётся.
Главная же наша проблема – российский книжный рынок неправомерно маленький. Для нашей огромной культурной страны он должен быть в разы больше. В первую очередь, это связано с книготорговлей – в России она разрушена. Я была во владивостокском магазине «Владкнига», как я понимаю, одном из лучших. Он правда хороший, но всё же очень маленький. «Невельской» – тоже хороший, но совсем уж крошечный магазин с очень небольшой выборкой для такого крупного культурного университетского города, как Владивосток. Тут должно быть двадцать «Владкниг» и еще пять таких магазинов, как «Невельской», – компактных, авторских, сфокусированных на разных типах литературы для разного читателя, плюс ещё пара больших книжных супермаркетов.
– Постаралась невидимая рука рынка?
– Если мы посмотрим, сколько при этом людей во Владивостоке заказывают книги на «Озоне» и «Лабиринте», мы увидим, что это не в невидимой руке дело. Почти все эти люди могли бы пойти в магазин в своём городе, посидеть и выпить чашку кофе, полистать книгу, купить её без стоимости доставки.
Восемьдесят процентов русских читателей знакомятся с книгами, придя в книжный магазин. Начиная с этой точки, стартует огромный комплекс проблем: отсутствие нормальной развитой книготорговли в стране приводит к тому, что у нас выходят очень маленькие тиражи – в 150-миллионной России они сопоставимы с пятимиллионной Норвегией. И за десять лет они ещё снизились. Очень мало продаётся книг, мало зарабатывают писатели и издатели, переводчики, редакторы, корректоры. Соответственно, из этой ниши вымываются люди, которые хотели и могли писать, а в результате занимаются чем-то смежным.
Один из самых ярких примеров – творчество Анны Старобинец. Она совершенно замечательный детский прозаик, но ей нужно зарабатывать на жизнь – у неё двое детей, собака. Она делает то, за что больше платят, – пишет сценарии. И если сопоставимые деньги Анна могла заработать литературой, у нас было бы гораздо больше её чудесных книг.
Главные трудности русской литературы – не содержательные, а институциональные. Литература в России сегодня располагается от потребительского культурного мейнстрима дальше, чем это должно быть. Конечно, она во всём мире потихонечку сдаёт позиции, проигрывая Netflix или Xbox. И я совершенно не тот человек, который по этому поводу убивается. Это естественный процесс, в своё время письменная литература потеснила певцов-поэтов – не будем же мы всерьёз этот факт оплакивать. Но мне кажется, что в России процесс маргинализации литературы непропорционален, он зашёл дальше, чем в других местах. Понятно, что литература вряд ли станет столь же важной, заметной и определяющей, как в XIX веке и на протяжении значительной части XX века, но ей есть куда подрасти – в нашей стране книги, на мой взгляд, должны немного отыграть потерянное. И, если меня не обманывает мой извечный оптимизм, сейчас мы наблюдаем некоторое осторожное движение в эту сторону.
– Сегодня многие важные процессы в России происходят в Москве. А писателю важно там жить?
– Алексей Иванов живёт в Манчестере, который трудно назвать центром русской культуры, Дмитрий Глуховский – где угодно, только не в Москве. Дина Рубина живёт в Израиле и является одним из самых продаваемых русских писателей, Василий Авченко прекрасно издаётся в самом заметном русском издательстве – редакции Елены Шубиной – и отлично продаётся. Интернет – великий уравнитель, и благодаря ему совершенно неважно, где сегодня живёт писатель.
Я не вижу проблемы жизни писателя вне Москвы – всё равно раскручивать себя и искать своего читателя ты будешь через сеть. Например, в Нью-Йорке живёт белорусский (но пишущий на русском) писатель Татьяна Замировская. Она ведёт телеграм-канал «Свечи апокалипсиса» (16+) – настолько классный и популярный, что когда она со своей прозой пришла в издательство, её там встретили с интересом и вниманием – о ней уже знали, с ней готовы были работать, потому что за ней стояла определённая репутация и аудитория. Важно, что писатель готов сделать, чтобы стать популярным, привлечь внимание сначала издателя, а потом и читателя, и для этого физически находиться в Москве совершенно не обязательно.
– По меркам своей профессии, вы больше рок-звезда от критики. Зачем сегодня вообще нужен литературный критик и для кого он пишет?
– Есть много литературных критиков, нужных людям, которые без всякой помощи нашли книгу, уже прочли и подумали о ней, а теперь хотят почитать вдумчивый и медленный разбор, вступив во внутренний диалог с автором. Я таким тоже занимаюсь, но это наименее заметная часть моей работы. Для большей части моей аудитории я – приятная женщина средних лет, которая приходит в телепередачу к Ивану Урганту и за семь минут пулемётным текстом перечисляет несколько названий и шутит пять-шесть шуток.
Зачем нужен этот странный человек? Аудитория Первого канала процентов на 70 либо вообще не читает, либо читает очень одиноко. Вообще, чтение – очень одинокое занятие. Но чаще всего люди не знают, что есть похожие на них читатели, места, где они собираются и разговаривают, способы поискать какие-то новые книжки, а не только те, которые стоят у тебя дома. Я в некотором смысле – точка читательской кристаллизации, бегаю с флажком и кричу – «Эге-гей, ребята, смотрите, можно читать и при этом нормально выглядеть, быть успешной, приходить в телевизор, любить то, что ты делаешь, читать что-то, кстати, посмотрите вот на это и это».
Это часть работы инфлюенсера (в социальных сетях – пользователь, имеющий обширную и лояльную аудиторию) или трендсеттера (лидер мнений и законодатель мод, который внедряет новые идеи в массовое сознание и популяризирует их). Я тот человек, который создаёт позитивный образ читателя и образ чтения современной литературы. За этим стоит большая работа, которую не очень видно. Я не смогла поспать ни одной минуты в самолёте во Владивосток, потому что мне нужно было дочитать большой роман и написать на него длинную рецензию в «Медузу». Из этой рецензии 80% моих читателей прочитают заголовок и вычислят оттуда, что автору книга понравилась. И эти люди с некоторой долей вероятности пойдут купят её и прочтут. Грубо говоря, сегодня Галина Юзефович нужна тем людям, которые уже её знают и привыкли на неё ориентироваться. Я как маячок: стою и с некоторой периодичностью поблёскиваю в воздух.
С другой стороны, есть люди, которым интересна современная литература и они хотели о ней откуда-то узнавать регулярно. Регулярность очень важна, потому что надо привыкнуть к голосу, интонации, вкусу, научиться интерпретировать, что я написала. Наконец, людям нужно понимание того, что они не одни на свете, что есть какие-то другие люди, которые столько же или больше читают и так же это любят. Я пишу для тех, кто ищет своего публичного читателя. И, конечно, публичность, наименее трудоемкая и энергозатратная часть моей деятельности, но она наиболее окупаемая.
– Объясните, зачем раскручивать перед широкой аудиторией таких писателей, как Мо Янь или Донна Тартт, они же и так довольно известны.
– Вы знаете, даже с именами такого масштаба всё не так однозначно. Как учит нас Аристотель, «известное – известно немногим». Вам кажется, что все знают Донну Тартт. И мне кажется, что все её знают. И всем нашим знакомым и друзьям так кажется. Но ко мне каждый день приходят люди и говорят большое спасибо за то, что мы с Анастасией Завозовой в подкасте «Книжный базар» (16+) упомянули этого автора. Эти люди никогда не слышали о такой писательнице, но благодаря нам с Настей открыли для себя это чудо и абсолютно счастливы. В вашем «пузыре» все знают Донну Тартт, а есть «пузырь», в котором все знают Артёма Каменистого. У него, Елены Звёздной или у Кирилла Клеванского тиражи в России побольше, чем у американской писательницы.
Я обладаю свойством пробивать стенки «пузырей». Тем, кто знает Донну Тартт, я могу рассказать что-то интересное про культурные параллели, аллюзии в «Щегле» (18+), про прямые цитаты из Достоевского в «Тайной истории» (16+). А для абсолютного большинства я просто человек, который рассказывает им про новое для них имя. Есть много «пузырей», в которых люди спокойно живут, и крайне мало читателей, готовых из них выйти.
– Здесь не могу не вспомнить про Риз Уизерспун с её виртуальным книжным клубом, где она активно делится со своими подписчиками прочитанным.
– Риз Уизерспун с горящими глазами рассказывает про книжки, которые ей понравились, и она хочет, чтобы они понравились кому-то ещё. Нам очень не хватает публичных знаменитых людей, которые бы говорили о книгах и чтении. В последнее время этим занялась журналист Ирина Шихман, и, если из неё получится хотя бы одна двадцать пятая часть Риз Уизерспун по охвату и влиянию, я уже буду креститься и ставить свечки за её здоровье ежедневно. Ксения Собчак иногда что-то прочитает и расскажет об этом в своем Instagram (12+).
Вот бывший американский президент Барак Обама каждый год выкладывает списки прочитанного. И какие выводы из этого может делать обычный человек? Парень в жизни кое-чего достиг, скажем прямо, как не относись к его политической карьере. И этот человек читает в год 70-80 книг, из которых делает выборку в 15-20 лучших. В публичное пространство выходит мегаинфлюэнсер и говорит, что он прочитал, как это его изменило и сколько радости он от этого получил. И это работает. У нас же связь между публичной фигурой и чтением разорвана – очень хотелось бы ее восстановить.
