«Пою везде и всегда»: интервью с оперной дивой приморской Мариинки

- Татьяна, вы фактически покорили Москву: 4 года в училище Гнесиных, потом столько же в одноимённой академии, плюс учёба в Центре Оперного Пения Галины Вишневской. Уверена, вы могли бы сейчас работать в столице России, но выступаете во Владивостоке. Что сподвигло сделать такой выбор?

- Если скажу, что не могу жить без Приморья, прозвучит пафосно, но это будет правдой. Я родом из Большого Камня. Год училась в Академии искусств во Владивостоке, потом – в течение десяти лет в Москве. Родителей навещала только летом, а хотелось бы чаще. Когда в 2013 году во Владивостоке открылся оперный театр, увидела в этом какой-то знак. Почему бы не вернуться по работе во Владивосток, а в новом театре – набрать репертуар? Создавался новый коллектив: все молодые, задорные, энергичные – мне было очень интересно стать частью театра, который создавался с нуля.

- Не пожалели о своём решении?

- Нет, ни капли. За это время успела спеть огромное количество партий, родить двоих детей. Главное, родители рядом. А вокруг – прекрасная природа, по которой очень скучаешь в центральной полосе России. Ничто не заменит наше море, сопки. А ещё счастлива, что могу продолжать заниматься верховой ездой, так как ещё с детства увлекаюсь конным спортом. Сейчас у меня есть лошадь Хакассия, рядом с ней отдыхаю телом и душой.

-  Вы начали говорить про спорт. Кстати, Дмитрий Хворостовский считал, что оперный артист должен быть ещё и спортсменом, чтобы выдерживать высокие нагрузки в спектаклях, в том числе физические…

- Всё верно. Несомненно, физкультура важна. По себе замечаю: как только прекращаю заниматься спортом, уменьшается количество энергии, появляется вялость, ухудшается психоэмоциональное состояние. Но только взял в руки гантели, мяч, скакалку – и ты абсолютно другой человек, чувствуешь прилив сил. Мне нравится заниматься йогой, люблю ездить на велосипеде, вдохновляют круговые тренировки на разных тренажёрах.

- А ещё, считается, что оперное искусство – не только голос, но и актёрская работа. Как вы работаете над образом? Подход всегда разный или есть алгоритм?

- Как правило, сначала изучаешь нотный материал, либретто, первоисточник, если он есть. Это важно, чтобы понять характер героя, осмыслить задумку автора. Потом начинается самостоятельная работа: закрываешься в кабинете, чтобы тебя никто не видел и не слышал и начинаешь пробовать различные движения. Пытаешься представить, как должен вести себя твой герой, как он взаимодействует с остальными участниками действия. В общем, примеряешь образ на себя, пытаешься органично совместить своё Я и персонажа.

- А режиссёр потом придёт и скажет, что всё не то и всё не так.

- Такого практически не бывает. Концепция режиссёра, как правило, совпадает с твоей. Но если нет, ты её корректируешь, конечно.

- В «Очарованном страннике» вы – единственная женщина. В окружении мужчин работается как-то по-особенному? Или гендерная принадлежность партнёра по сцене не имеет значения?

- Интересный вопрос. Думаю, что окружение способствует изменениям, позволяет раскрыться твоей внутренней энергии. Ведь каждой женщине приятно внимание, а тут оно полностью сосредоточено на тебе. В жизни я человек очень скромный, и, например, в таких партиях, как Кармен, мне приходится выражать страсть.

- Трудно было создать синтез Татьяны Макарчук и цыганки Груши?

- Не могу сказать, что искала себя долго. Главной задачей было понять, как она двигается, танцует, передать на сцене характерные движения, пассы руками, чтобы зритель поверил мне, увидел на сцене настоящую цыганку. Кроме изучения пластики движений, также стараюсь пропускать каждый образ через душу, чтобы по-настоящему прочувствовать весь драматизм своего героя.

- Сам автор «Очарованного странника» Родион Щедрин определил жанр произведения как опера для концертной сцены. В чём отличие лично для вас от классической оперы? Что было самым сложным в работе над новым образом?

- Изначально композитор писал «Странника» как концертную оперу, постановка не предполагалась. Поэтому и музыка очень сложная интонационно, вся синкопированная. Нашей задачей было добиться такого знания материала, чтобы и дирижёр как будто был не нужен – всё должно быть у тебя в голове. В некоторые моменты ты и не находишь поддержку в оркестре: поёшь мелодию, а в оркестре нет тона, чтобы тебя «сопроводить». Но несмотря на всё это, музыка гениальная. В неё влюбляешься раз и навсегда. Я очень рада, что спела в этой опере.

- А что происходит после спектакля? Вот вы вышли из театра – и вы Кармен, Ольга Ларина, Цыганка Груша, принцесса Эболи, Бабариха или Татьяна Макарчук?

- Пожалуй, из образа выхожу не сразу и не всегда. Ловлю себя на мысли, что еду за рулём и пою, пробую разные варианты. Причём пою не тихо, а в полный голос. Иногда думаю: бедные мои дети, которые сидят сзади. Хотя, наверное, они уже привыкли к особенностям мамы. Когда жила в Москве, любила петь в метро. Там всё гремит, шумит – никто на тебя внимания не обращает.

- Практически каждый театральный драматический актёр мечтает сыграть Гамлета/Офелию. А о чём мечтают оперные певцы?

- Безусловно, как любой оперный артист, хочется спеть на сцене парижской Гранд-Опера, миланской Ла Скала, нью-йоркской Метрополитен-Опера. Другой вопрос, каковы у нас шансы в современном мире? Но даже если ты во Владивостоке, на эти сцены тянет. О какой партии мечтаю? Большой плюс молодого театра в том, что здесь сосредоточены все знаковые в оперном искусстве постановки. Я перепела почти все партии, о которых можно только мечтать. Была бы счастлива спеть Далилу в опере Камиля Сен-Санса «Самсон и Далила». До этого я исполняла только арии, а хотелось бы всю партию. Ещё одна моя мечта – Шарлотта из оперы Жюля Массне «Вертер». Образ запал в душу навсегда.

Эд Гарднер говорил: «Опера - это когда человеку вонзают в спину кинжал, а он, вместо того чтобы истекать кровью, поёт». Вопрос не простой. Что опера для вас?

- Для меня, прежде всего, это любимая работа, возможность самовыражения. Считаю, что оперное искусство – это синтез всех жанров: мелодекламации, актёрского мастерства, хореографии. Этот сплав, сопряжение позволяет мне выразить все свои таланты. Профессионально танцами я не занималась, но сцена даёт возможность попробовать себя в хореографии. Осталось, разве что, начать рисовать во время спектакля (Татьяна улыбается – от Ред.).

- А вообще пробовали писать картины?

- Конечно, дома есть пара работ в мастихиновой технике. Люблю вышивать. У меня есть чёткое убеждение, что каждый человек в своей жизни когда-то приходит к определённому виду искусства. Бывает, начинаешь разговаривать с политиком, полицейским, а потом выясняется, что один пишет стихи, другой рисует. Мы не говорим о качестве произведений, но у человека есть потребность в занятии искусством. Своих детей стараюсь развивать в разных направлениях: спорт, мозговая деятельность (шахматы, иностранные языки). В последствии дети сами выберут, чему себя посвятить.

- Голос передаётся по наследству?

- Это же генетика. Посмотрим. Сын, ему 9, пробовал петь, неплохо получалось, но потом чуть зажался. Может, его давит постоянное пение от мамы и папы? (Муж Татьяны Евгений Плеханов, оперный певец, служит в этом же театре – от Ред.).

- Вы и дома поёте?

- Везде поём и всё время. Объём материала большой, его надо прорабатывать. Признаюсь, я не очень люблю репетиции. На них не всегда удаётся раскрыться, а дома – замечательно. Занимаешься домашними делами, готовишь – и поёшь. Тебя никто не видит, можно ошибиться, не опасаясь критики. Это моя кухня в прямом и переносном смысле.  

- Как два талантливых «медведя» – вы и Евгений – уживаются в одной «берлоге»? Не тесно?

- В таком положении вещей вижу больше плюсов, чем минусов. Муж прекрасно меня понимает. Ему не надо объяснять, что перед спектаклем или после него у меня особое состояние. Прекрасно понимает, что после спектакля мне надо восстановиться: пусть даже просто полежать на диване, чтобы никто не трогал. Перед спектаклем муж берёт на себя детей, домашние заботы. Это важно. Другой момент, он может указать какие-то нюансы исполнения той или иной партии. Каждый раз я очень болезненно воспринимаю критику, но потом прорабатываю моменты, на которые указал муж и дальше решаю – или приму совет, или отвергну. Я тоже со своей стороны могу ему что-то подсказать. Если бы мы были людьми разных профессий, такого, конечно бы, не происходило.

- У оперных артистов есть ритуал: если ноты упали, надо на них сесть и вместе с ними подняться, иначе на спектакле что-то пойдёт не так. Вы следуете подобным приметам?

- Я человек, зависящий от этих вещей. Хотя очень не люблю в себе эту черту.  Приметы считаю глупостью, но порой всё равно им следую. Упали ноты – сяду, подниму. Верю – не верю, дело десятое, но лишним это не будет. По крайней мере, потом на спектакле мысли о нотах меня не отвлекут.

- Напоследок простой вопрос, но на которой сложно ответить честно: вы счастливый человек?

-Абсолютно. Тут даже нечего раздумывать.