Актёр Кирилл Гребенщиков: о театре, кино, «лихих 90-х» и рок-н-ролле

Кирилл Гребенщиков — российский актёр, в карьере которого уже больше ста проектов на театральной сцене, а также в кино и сериалах. Он родился в актёрской семье, но сам в эту профессию пришёл не сразу. Более того, в юности он никак не связывал себя с актёрством. Корреспондент «Вечернего Владивостока» обсудил с Кириллом Гребенщиковым период его становления, смену эпох, развитие и спад театра, а также узнал о событиях «лихих 90-х» и значении рок-н-ролла для поколения известного актёра.

— Родиться в актёрской семье — это удача или «приговор»?

— Можно о любой семье так сказать: родиться в семье врачей, родиться в семье спортсменов — это удача или приговор?! Когда ты растёшь в какой-то семье, ты об этом не думаешь — ты её просто любишь. Любишь свою мать, своего отца; в детстве боишься, что они умрут, поругаются или разойдутся, или ещё что-то произойдёт. Конечно, ты думаешь, что они каким-то необычным делом занимаются, но таким вопросом ты не задаёшься. Удача — родиться в дружной семье, приговор — родиться в несчастливой семье. Меня не программировали на актёрство. Скорее, меня старались отклонить от этого. Знаете, как метеориты отклоняют от Земли, так меня пытались отклонить в другую творческую сторону, но не в актёрскую. Это решение я принимал довольно поздно и сам, а родители меня на первом этапе удачно оберегли от актёрства. 

— В каком примерно возрасте Вы поняли, что посвятите себя театру?

— Я знал, наверное, уже в подростковом возрасте, что я буду заниматься чем-то близким к театру. Мне нравилось быть в театре, смотреть на бутафорию, декорации. Мне казалось, что это было бы интересно — именно художественно-постановочная часть. Собственно, я затем учился два года на постановочном факультете. При этом актёрство меня особо не привлекало. Хотя… Болтало меня, как и всех детей! Знаете, как бывает: ты посмотрел в 1985-ом году фильм «Конвой» (12+) с Крисом Кристофферсоном (как-то проскочивший на наш экран фильм) — сразу хочешь стать дальнобойщиком. Или, например, хотел стать спортивным журналистом — бесплатно футбол смотреть и больше ничем не заниматься (смеётся). А потом как-то вынесло в актёрство.

— Вы ведь росли в яркий период развития мировой музыки. Достаточно сказать об уже состоявшемся наследии Beatles, появлении новых жанров, которое совпало с Вашей юностью. Сколько рок-н-ролла было в Вашей жизни?

— В моей жизни было много рок-н-ролла: для нас это было очень важно — не кино, не книжки, а в первую очередь именно рок-н-ролл. Он формировал наше сознание, как фильм «Асса» (16+). Для нас это было скрытой формой протеста, и мы понимали, что это протест — против действительности, такой, серой. Вся советская эстрада на телевидении – кто-то её сейчас любит и говорит, что были такие профессионалы, такие мелодисты и так далее, – у нас она вызывала дичайшую тоску — от Софии Ротару до «Песняров». Потому что было, например, «Кино». Когда Лёша Борзых, мой одноклассник, принёс мне кассету с «Группой крови», и ты слушаешь несколько гитарных риффов в начале, у тебя мировоззрение меняется, переворачивается всё! Ты думаешь: «Как это возможно? Моя жизнь никогда не будет прежней». Это нам обеспечивала русская музыка — антисоциальное существование (смеётся). А западная музыка… При мне, в моей юности, вышла статья «Врач-психиатр предупреждает: хэви-метал — это опасно». А мы все любили хард-рок. Но, да, я прошёл через увлечение The Beatles, это другая история немножко… Мы любили хард-рок, очень любили хард-рок — Twisted Sister, W.A.S.P., Manowar и прочее и прочее.

— А что за история с Beatles?

— Мой старший товарищ ходил на «сходку» на Пушкинской 8 декабря — в день смерти Джона Леннона. И я у папы спросил: «А кто это, собственно, Джон Леннон?». Он мне достал пластинку, миньон, фирмы «Мелодия», где была «Girl». Было написано, знаете, так: «ВИА “БИТЛЗ” – английская народная песня «Девушка». И вот на первых же аккордах меня просто не стало! Не на аккордах даже, она ведь начинается с голоса, — меня просто не ста-ло! Невозможно представить, что это может быть как доказательство существования бога вообще!

А потом начался хард-рок, это ведь было тоже под запретом, а потому более желанно. Конечно, наши группы слушали. Nautilus Pompilius, который сворачивал голову на бок. У всех были свои предпочтения. Для меня, наверное, фаворитами стали Nautilus и «Кино». Кто разбирался получше, более музыкальные люди, для тех были «Звуки Му», «Нюанс», Шумов [в частности, группа «Центр»], «Телевизор»…

В общем рок-н-ролл был определяющей вещью. Одной из тех, что формирует сознание. На первом месте — рок-н-ролл, на втором — кинематограф («Асса» (16+), Маленькая Вера» (18+), «Курьер» (16+), «Легко ли быть молодым» (16+), «Покаяние» (12+)), на третьем — литература, вдруг появляющаяся, которую мы раньше не читали.

— Что в детстве/юности было в списке Ваших хобби, в том числе спортивных?

— В спорте это футбол – и смотреть, и играть – имею в виду играть в дворовый футбол, так как заниматься особого желания не было. Понимал, что требуется физическая подготовка и прочая беготня. А погонять мяч очень любили, могли с утра до ночи играть, естественно. Плюс домашние игры: FIFA нам заменял пуговичный футбол, «стрелялки» нам заменяли солдатики — и покупные, и из пластилина. Также я много читал в детстве.  

— Кирилл, как изменился Ваш мир после смерти отца?

— Отец погиб в 1988-ом году, когда мне было 15 лет. Подростки они склонны не выпускать свои чувства. Я был закрытым, поэтому по мне никто и ничего не мог считать, всё проживалось внутри. Образовалась пустота. Но это было не единовременно: отец попал в аварию, затем четыре месяца находился в коме. Тогда ты уже понимаешь, что выйти из этого состояния у человека шансов мало. Ты готовишь себя к этому — и мама была готова, и я был готов.

— Во время получения профильного образования возникали трудности?

— Естественно. Это — творческая специальность. В какой-то момент ты можешь просто перестать верить в себя, если что-то не получается, или тебя вовремя не похвалили, вовремя не поругали. Конечно, возникали сложности. Когда я поступал в институт, мне было гораздо проще, чем когда я в нём учился. Поначалу я шёл как-то легко, а потом что-то стало тормозиться, и я вышел из института, не зная себя. Мне потребовалось пройти ещё долгий путь, прежде чем понять, что я из себя представляю, что мне нужно делать для работы в этой профессии.

— Как у Вас прошли так называемые лихие 90-е?

— У меня совершенно нет никакой ностальгии по этому времени. Оно было по-своему интересно, но оно у меня прошло дома, в институте, а потом в театре. Бизнесом я не занимался, но в 1995-ом году работал ночным администратором в сауне теннисного клуба — можете себе представить контингент. Конечно, я видел этих людей. Если я не бывал в переделках, то видел, как они возвращались после них — я наблюдал, скорее, за всем этим. А так… Серо, уныло, тоскливо, как в Советском Союзе, только чуть-чуть по-другому — свободно. Казалось, что мы находимся на рубеже, и сейчас качнёт в одну или в другую сторону. Качнуло вот туда, где мы сейчас.

Хотя полное ощущение свободы было на закате Советского Союза, когда всё открылось — с 87-го по 92-ой год, когда такие экономические потрясения случились, что они всё внимание взяли на себя. Но было другое телевидение, было НТВ, была программа «Куклы» — вы можете себе представить это сейчас?! А «лихие 90-е» проходили за окнами квартиры, института и театра.

— Сегодня, когда Вы преподаёте, что Вам важно донести до будущих актёров?

— Да, я преподаю в Московском педагогическом университете, подразделение «Институт культуры и искусств», отделение «Театральное искусство». Здесь официально готовят педагогов актёрского мастерства, а неофициально большинство моих студентов хотят быть актёрами. Мне недостаёт рабочих часов, но обучение строится на тех же основах, что и в любом театральном ВУЗе — на тех же основах, что учили и меня.

— По Вашим ощущениям, как изменился театр, каково его место в реалиях свойств времени — ведь огромное количество проектов на ТВ и в интернете?

— Действительно есть огромное количество проектов на телевидении и в интернете, но театр всегда будет другим искусством — уникальным, которое существует только в момент спектакля, а потом от него остаются только воспоминания. Вот, как вы строите песочный замок, потом волна находит и смывает его, и замка не остаётся. Он был только в образе тех, кто его видел. Это можно сравнить с театральным искусством. А потом строй заново, потому что этот замок каждый раз должен быть уникальным.

— Можно ли было и можно ли сейчас стать популярным благодаря театру?

— Можно, но, во-первых, ты должен работать в «престижном» месте. Ничего у тебя не получится, если ты будешь играть главные роли в театре второго положения — только модный или действительно хороший театр, тогда да. К сожалению, это так. Это — репутация. Когда ты играешь, у тебя создаётся репутация: «Да, это хороший артист, он играет в модном театре». В кругу специалистов особенно важны репутационные вещи. Но, если ты в театре второго положения и играешь даже очень хорошо, то ты можешь остаться незамеченным. Если туда не ходят критики, бомонд — к сожалению, это так. И через театр можно стать популярным, благодаря следующему этапу — кино.

— Был такой момент, когда Вы поняли, что состоялись как актёр?

— Да, такой момент был. Когда я несколько лет работал с великим театральным режиссёром Анатолием Васильевым, тогда понял, что я умею играть. Потом началось кино, я долго к этому привыкал, но, когда я встроился, я понял, что у меня получается. Однако потребовалось очень много времени… Наверное, это понимание пришло в районе 35 лет. У каждого — свой путь, и, конечно, хотелось бы, чтобы это раньше происходило. Я сейчас смотрю на молодых ребят, актёров, и они более смелые, рисковые, упёртые — совсем другие люди! Саша Кузнецов, Юрий Борисов, Никита Кологривый — такие прям, знаете, кладут на алтарь всё! Саша Кузнецов чуть ли не за месяц выучил французский язык, когда появилась возможность сняться во французском фильме. Но я на такие подвиги просто не готов!

— А Вы как-то взаимодействуете с аудиторией? Возможно, ведёте соцсети?

— Как и все люди, я вёл соцсети, пользовался ими. Мне нравилось заниматься Instagram* (принадлежит корпорации Meta Platforms, чья деятельность признана экстремистской и запрещена в России) последние года два. Но после 24 февраля я прекратил публикации, потому что это — развлекательный контент. Кто-то всё равно может мне написать, потому что я проверяю директ. Но больше взаимодействия было через комментарии. И ещё хочу сказать, что я никогда не отписывался от людей, взгляды которых я не разделяю, потому что с их помощью я познаю многополярность мира.

— Какие жанры Вам давались тяжелее в актёрстве?

— Комедия всегда трудно давалась. Хотя многие коллеги говорили, что у меня получается. И я очень долго не решался играть в комедии. Сейчас я играю в «вульгарной» комедии вместе с блистательным Андреем Кайковым, долго привыкал к спектаклю и что-то у него подсматривал, как он это делает. Также играю в высокой комедии «Идеальный муж» (16+) Оскара Уайльда, и здесь, наоборот, самое важное — сохранить лицо, не пойти на поводу у зрителя и не пользоваться «вульгарными» приёмами.

— Как Вам далась работа над персонажем комедии Уайльда?

— Мне предложил эту историю продюсер Владимир Хорожанский, у которого в Москве, мне кажется, единственный частный театр. У него нет труппы — приглашённые актёры. В какой-то момент он позвал моего однокурсника, режиссёра Олега Тополянского, сделать спектакль по Уайльду. Олег сделал, в спектакле главную роль играли Александр Пашков и Дмитрий Миллер. В скором времени мне предложили войти третьим составом — я вошёл с большим удовольствием, потому что это блестящий текст, это интеллигентная работа моего друга, и в этом её ценность; эту интеллигентность нужно сохранить. А пьеса — замечательная, да, она немного тяжеловесная для стремительного нынешнего театра, но, с другой стороны, там есть чёткий сюжет, и можно допустить какие-то сокращения. Повторюсь, пьеса — замечательная, и я большое удовольствие получаю, когда это правильно играется.

— Если оттолкнуться от произведения, что для Вас значат идиомы «идеальный муж» и «идеальный мужчина»?

— У Уайльда более высокие темы затрагиваются — любовь, предательство, что чего стоит; что такое власть — как она покупается, за что она продаётся, что такое власть над людьми, что такое власть дьявола. Соотношения дьявол-власть, дьявол-любовь. В этом смысле пьеса очень непростая. Конечно, её можно вывернуть и играть как комедию положений, но смысла в этом большого нет: высокая комедия — это высокая комедия, и она говорит о вечных темах, а не о сиюминутных. Это не сюжет, где любовник в шкафу, а муж приезжает из командировки.  

— В ноябре Вы гастролировали по Приморью со спектаклем «Однажды вечером» (12+), где Вы с Викторией Тарасовой играете вдвоём, — это же непросто, держать зрителя без декораций?

— Это — сложная задача для двух актёров, которые находятся на сцене и ничем не закрыты. С другой стороны, это — амбициозная задача. И у меня есть стимул пытаться её выполнить. У меня — замечательная партнёрша, на которую я могу опереться, где-то подставить ей плечо — так и играем! Мне нравится, когда актёр не закрыт. Нравится, когда у актёра есть стул, партнёр и зал. Театр, конечно, хорош и декорациями, и инсталляциями, видео — чем угодно: театр терпит любые средства выразительности, но мастерство актёра — это бедный театр (по Ежи Гротовскому): коврик или стул — поди попробуй! 

— Из произведений российских и зарубежных авторов, какие бы Вы назвали культовыми — литература, по которой, в частности, ставятся спектакли?

— Совсем разное — прочесть книгу и посмотреть по ней спектакль. Это могут быть конгениальные произведения абсолютно. Из примеров? «Сталкер» (12+) Тарковского и «Пикник на обочине» (12+) Стругацких. Вообще разные произведения, и оба гениальные. Хотя одно снято по-другому. Редкость, но так бывает.

Сейчас, конечно, мои студенты — люди визуального склада: они воспринимают информацию картинками; клиповое сознание, как говорят. По поводу культовых произведений, это — те, которые несут в себе культурный код; которые развиваются кругами по воде и не исчерпываются. Два направления — античное и христианское, допустим, или две легенды — о Фаусте и о Дон Жуане, из которых выросли все остальные персонажи.  

— Что ближе Вам: роли в кино/сериалах или же театр?

— Если бы меня жёстко поставили перед фактом, я бы выбрал кино. Был бы только материал хороший, любимые мои партнёры и хороший режиссёр! Понятно, что кино даёт большую материальную независимость. Если бы передо мной в 50 лет поставили такой вопрос, я бы выбрал кино. Театр — более тяжёлая работа, более неблагодарная, сиюминутная, где меньше права на ошибку. Атмосфера кино мне более близка: это — люди, которые собрались, сделали дело и разошлись. А театр — это компания, отношения, начинают сквозить неприязнь, любовь, зависть, ревность. Кино в этом смысле, с одной стороны, более циничная, с другой стороны, более честная вещь.   

— В принципе из российских кинопроектов и сериалов есть те, о которых Вы бы сказали: «Да, круто, что это сделано у нас»?

— На самом деле, я так не оцениваю. Мне просто что-то нравится. Последнее, что мне действительно понравилось, — это четырёхсерийный фильм Надежды Михалковой «Номинация» (18+) — тонкая и интеллигентная работа, кино о кино, об актёрском мире. Но любимые мои истории — зарубежные: «Во все тяжкие» (18+), естественно! Мне кажется, самая великая сериальная история. Да, «Игра престолов» (18+), я считаю, это большое телевизионное произведение. Тут можно только на колени пасть.

— У Вас же ещё был опыт в озвучивании компьютерной игры. Чем-то особенным запомнилось? Сами играете?

— Сам не играю. Если хочется занять время, то это шахматы и приложения на планшете. Запомнилось ли? Нет, сам озвучивал, но ни уму ни сердцу. Хотя мои студенты говорят: «Ого, вот Вы озвучивали эту игру!». А я даже на знаю, о чём идёт речь! Гораздо интереснее записывать радиоспетакли, аудиокниги.

— Вы по-прежнему держитесь вне поп-проектов на федеральных каналах, куда зовут известных в России людей. Почему?

— Мне просто это неинтересно, это потеря времени —вставать на коньки или танцевать. Я лучше свои силы распределю, домашними делами займусь. Мне интересно играть в театре и кино, интересно преподавать.

— За 30 лет карьеры на экране, с момента АБВГД, у Вас — свыше 100 проектов. Вы играли и детского писателя, и художника, и журналиста, и Иисуса — есть те роли, к которым бы Вы не вернулись, и, наоборот, которые Вам запали?

(Смеётся). Вы напомнили мне эту историю, когда я был ещё студентом. Мы снимались с моим однокурсником за какие-то копейки, с оператором, который бегал с телевизионной камерой без перекрытия улиц, без всего вообще! Да, эта история называлась АБВГД Ltd (12+). Я как-то нашёл в интернете две серии — смотреть без слёз на мою игру я не могу. Так что это не считается. Я свою, в кавычках, кинокарьеру отсчитываю от 30 лет, может, чуть раньше — с 2004-го года, например. К каким-то персонажам я бы вернулся, к которым прикипел. Я с удовольствием в «Тесте на беременность» (16+) снимаюсь уже четвёртый сезон, я люблю этого персонажа, люблю ребят, с которыми я работаю. Переиграл бы? Да: то, что получилось откровенно плохо, на мой взгляд. Но это ж надо назад вернуться, а я уже не в том возрасте. Так что «плюнул» в вечность — всё, теперь поздно!

— В частности, Вы играли врачей. Как-то консультировались с профессионалами медицинской сферы?

— Я много играл врачей — педиатра, военврача, психолога, психиатра, кардиолога, неонатолога, хирурга и так далее. У меня есть пара знакомых специалистов, и я им звоню по кризисным вопросам, когда сомневаюсь в тексте. А так, во врачебном сериале хоть с каким-то бюджетом, на съёмочной площадке обязательно присутствует консультант. Часто бывает, что, когда в кадре идёт операция, снимают руки врачей, чтобы всё было по-настоящему. Это же, как руки музыканта: подмену заметить будет несложно. Специально я не консультируюсь, но на площадке — да, обсуждаются моменты с опытным человеком, который всегда подскажет.

— У Вас — обширная география гастролей. В нашей стране есть спад в развитии театра, как Вам кажется?

— Могу сказать, что спада в интересе к театру нет. Исторически так сложилось, что есть регионы бедные или богатые, перекормленные театром или недокормленные театром — от этого зависят продажи билетов, но это такой маркетинговый момент.

Есть ли спад в развитии театра… Вы знаете, это вообще вопрос непростой. Конечно, театр в последние 20 лет активно развивался, но не достиг того уровня 60-х – 80-х годов прошлого века. Тогда человек мог стоять у театральной афиши Москвы и выбирать, чей спектакль ему сегодня посмотреть — Эфроса, Васильева, Любимова, Захарова, Плучека, Хомского: был солидный выбор. И это я ещё не всех назвал! Конечно, расцвета советского театра российский театр не достиг. Более того, сейчас, вероятно, будет спад на фоне происходящих событий.

— В каких проектах можно Вас увидеть в ближайший год?

Даже не знаю! В кино непонятно, с какой скорость и что выходит. В Театре Наций скоро состоится премьера спектакля режиссёра Никиты Кобелева по пьесе шведского драматурга Ларса Нурена «Терминал 3» — очень интересная пьеса. Кроме того, остаются текущие работы, плюс запланированы большие гастроли с Викторией Тарасовой весной: мы будем в Благовещенске, Фокино, Арсеньеве и Спасске-Дальнем. Из кино: должен выйти детектив «Такси под прикрытием» (16+), должен выйти четвёртый сезон «Теста на беременность» (16+).

— И, с учётом приближающегося праздника, расскажите, как будете отмечать? Что бы Вы пожелали всем?

— Новый год — точно дома, может быть, кто-то придёт из друзей, но в любом случае это будет очень узкая компания. Пожелать? Во-первых, во-вторых и в-третьих, я желаю всем мира и здоровья.